Независимое аналитическое обозрение

    БЛИЦ-ОПРОС

Увидим ли мы российских спортсменов на Олимпиаде 2024 года в Париже?

Результаты опросов
© 2003-2024, Martovsky
Главная > Аналитика

29.11.2005 История для президента

Автор: Сергей Кочеров

Что делает государственного деятеля исторической личностью? Как должно быть понятно, все отличие между ними в том, что если первый занимает должность, то второй творит историю. Поэтому все должностные лица, желающие остаться в памяти людей, стремятся делать историю. Только одни из них направляют усилия на то, чтобы изменить будущее, тогда как другие более усердствуют над изменением прошлого. Президент России Владимир Путин не стал исключением из общего правила. Не дожидаясь, пока история выскажет о нем свое мнение, он сам начал высказывать свое мнение об истории. Для начала – о прошлом своей страны. Исторические суждения президента не вызвали никаких комментариев не только в послушной его воле партии власти, но и в шумном и пестром стане оппозиции. По всей видимости, всех российских политиков объединяет убеждение в том, что история слишком серьезное дело, чтобы доверять ее историкам. Тем интереснее взглянуть с исторической точки зрения на попытки нашего политика №1 изменить представления о некоторых судьбоносных событиях российской истории.


Новое слово в науке

Впервые на моей памяти Владимир Путин сделал серьезную заявку на историческое открытие, когда в декабре 2004 г. он познакомил нас со своим видением Куликовской битвы. Во время ежегодного телевизионного общения с россиянами президент, в частности, высказался по поводу государственной помощи в сохранении историко-культурных памятников на поле Куликовом. При ответе на данный вопрос, который затем почему-то не вошел в стенограмму, помещенную на сайте президента, Путин сначала мило пошутил, что готов оказать посильную помощь, если только его не будут просить о выплате пособий для "ветеранов Куликовской битвы". Затем, перейдя на серьезный лад, глава государства поинтересовался у женщины, задавшей ему этот вопрос, знает ли она, как там было на самом деле в далеком 1380 году. В ответ на смущенную улыбку дамы Владимир Путин с подкупающей уверенностью в своей правоте сообщил ей следующее. Во-первых, эту битву нельзя назвать сражением русских с татарами, поскольку в каждом из войск были свои представители данных народов. Во-вторых, решающую роль в победе армии Дмитрия Донского сыграл удар татарской конницы, который был нанесен воинству Мамая из засады. Блеснув таким образом своей исторической эрудицией, президент затем перешел к ответам на другие вопросы.

К великому сожалению, Владимир Путин не указал источников, позволяющих сделать этот вывод, который, в случае подтверждения, мог бы принести ему если не Нобелевскую премию, то, по крайней мере, диплом доктора исторических наук. Вполне возможно, что основанием для подобного исторического дискурса ему послужили писания новомодных "историков", творения которых заполонили книжные развалы. Однако, призванные разжечь любопытство доверчивых покупателей, они вряд ли подходят в качестве исходных документов для заявлений первого лица государства. Здесь необходимы более солидные аргументы, которые можно получить у русских историков, авторитетных в изучении данной эпохи. Между тем никто из них, от Н. Карамзина до Р. Скрынникова (не исключая, заметим, и "евразийца" Г. Вернадского), не упоминает ни единого факта, который можно было бы привести в доказательство правоты президента. Все они, скорее, говорят об обратном, что разрушает его "реконструкцию" Куликовской битвы.

Прежде всего, нет никаких данных о русских людях, что якобы сражались в той битве на стороне татар. Да, не все князья Северо-Восточной Руси пришли на поле Куликово или прислали свои войска, и Олег Рязанский даже как будто указал врагу броды через Оку, но в разноплеменном воинстве Мамая русских отрядов не было. Точно так же нет никаких сведений о том, будто в составе войска князя Дмитрия Московского против Орды вышли биться отряды татар. Основу русской рати в Куликовской битве составляло московское ополчение, хотя в нее вошли также дружины княжества Ростовского и Ярославского, а кроме того свои отряды привели князья Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский, братья литовского князя Ягайло, который спешил, но опоздал на соединение с Мамаем. Если кто и бился тогда вместе с русскими против ордынцев, то это были не татары, а литовцы. Причем, один из них, воевода Дмитрий Боброк-Волынский, внук великого литовского князя Гедиминаса, наряду с князем Владимиром Серпуховским стоял во главе того самого засадного полка, который решил исход битвы в пользу русских сил. Никто из русских князей не доверил бы в тот день нанесение главного удара татарским всадникам, даже если бы они были у них под рукой, поставив в критический момент сражения на кон все обескровленное и обессиленное войско. Впоследствии татарские князья и мурзы часто переходили в подданство к великому князю московскому и храбро сражались во главе своих отрядов против врагов Руси. Но такая практика возникла только через несколько десятилетий после Куликовской битвы и стала одним из обусловленных ею последствий.

Другим историческим открытием Владимира Путина можно с полным правом считать его заявление о том, что народное ополчение, выступившее в 1611 – 1612 гг. против польско-литовских захватчиков, имело два центра формирования: один – в Нижнем Новгороде, другой – в Казани. Об этом он сказал в День народного единства, 4 ноября, когда принял участие в праздничной церемонии. А накануне, отвечая на вопросы голландских журналистов, президент России поведал им о том, что "основные части русского войска, которые освободили от захватчиков Москву" были собраны на территории современного Татарстана. И снова глава государства не обременил свою память приведением источников, позволяющих делать подобные выводы. Поэтому приходится обратиться к ведущим историкам, занимающимся изучением Смутного времени и сведущим в судьбе первого и второго русского ополчения, которые соединенными силами освободили Москву от оккупантов. Надо признать, что и на сей раз историческое построение Владимира Путина выглядит не слишком убедительно.

Примем за основу дальнейшего повествования концепцию историка Г. Вернадского, изложенную в его книге "Московское царство (1547 – 1682). Часть 1", как более близкую к трактовке событий, предложенной президентом. Видный историк русского зарубежья, один из основателей движения "Евразийство", пишет о том, что когда в начале1611 г. начало формироваться первое русское ополчение, Нижний Новгород стал его центром на Верхней Волге, а на Средней Волге ему присягнула Казань. В марте того же года из числа командиров этого ополчения был создан Земский собор Московского государства. В его состав вошло и несколько татарских "царевичей" и мурз, причем высшая военная и гражданская власть была делегирована трем русским – князю Трубецкому, Заруцкому и Ляпунову, из чего можно сделать вывод, что татарские князья не обладали значительными воинскими силами. Кроме того Вернадский сообщает, что в августе 1611 г. жители Казани и Нижнего Новгорода договорились держаться вместе и защищать Московское и Казанское государства, для чего решили прекратить враждовать и разорять друг друга. Этим роль Казани как "организатора национально-освободительной борьбы", по сути дела, была исчерпана.

Центром организации второго народного ополчения осенью 1611 – зимой 1612 гг., безусловно, стал Нижний Новгород. Весной ополчение во главе с князем Д. Пожарским и старостой К. Мининым выступило из Нижнего и двинулось к Ярославлю. В него входили представители разных этносов: русские, казаки, мордва, черемисы (марийцы), чуваши и татары. Однако историк не ставит под сомнение то, что основу ополчения, насчитывавшего примерно 20 тыс. человек составляли русские люди (одних казаков было 3 тысячи, примерно столько же смоленских ратников, да еще тысяча стрельцов, не говоря об ополченцах из Нижнего Новгорода, Твери, Ярославля и других городов Поволжья). К войску присоединились и отряды татар из Касимова, Романова, Темникова, Кадома, Алатыря и Шацка, а также подразделение сибирских татар. Известно, что в войске Пожарского было 20 татарских князей и мурз из Казанского государства, которые прибыли к нему в Ярославль и совершили с ним поход на Москву. Однако основные военные силы татар оставались в Казанском крае и в спасении России не участвовали. Вполне вероятно, что предводители татарских отрядов, бывшие до конца с Мининым и Пожарским, были людьми, принявшими православие, что и побудило их вступить в борьбу с "еретиками" - католиками, т.е. поляками и литовцами, засевшими в Кремле. Все это, разумеется, не умаляет доблести татарских воинов, сражавшихся против польской конницы и литовской пехоты, однако говорить, что это были "основные части русского войска, которые освободили от захватчиков Москву" – явное преувеличение.Может быть, Владимира Путина просто ввели в заблуждение консультанты, которые составляют для него справочный материал по истории? Это вполне допустимо, учитывая, что наш президент имеет диплом юриста, а не историка. Если дело обстоит именно так, можно было бы уточнить и забыть. Но интуиция подсказывает, что глава государства в обоих случаях сказал именно то, что хотел сказать. И сделал это вовсе не потому, что имеет недочеты в историческом образовании, а потому, что ставит перед собой политические задачи. При этом есть основания думать, что Владимир Путин видит эти задачи не в оригинальном освещении прошлого, а в специфическом объяснении настоящего. Так что к подобным заявлениям следует относиться серьезно.


Евразийский соблазн

При анализе приведенных высказываний главы государства нельзя обойтись без обращения к идеологии евразийства, словно переживающей вторую молодость у части нашей политически ангажированной творческой элиты. Как известно, движение "Евразийство" появилось в 20-е годы прошлого века в среде русской эмигрантской интеллигенции. Основателями нового движения были экономист и географ П. Савицкий, лингвист и этнограф Н. Трубецкой, философ и богослов Г. Флоровский, позднее к нему примкнули философ Л. Карсавин, историк Г. Вернадский, юрист Н. Алексеев и другие. Здесь не место обсуждать все аспекты идеологии данного движения; довольно будет остановиться на тех из них, которые востребованы в российской политике сегодня. Прежде всего, это положение о неповторимом своеобразии России. "Культура России, - заявляли евразийцы, - не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той или других... Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как серединную, евразийскую культуру". Другим значимым тезисом евразийства было признание важности "туранского", т.е. тюркского, элемента в истории и культуре России. Для них было характерно убеждение в том, что "без "татарщины" не было бы России", что "своей ролью наказания Божия татары очистили и освятили Русь, своим примером привили ей навык могущества". Поэтому Россия представлялась евразийцам законной и единственной наследницей великих ханов, продолжательницей дела Чингисхана и Тамерлана, объединительницей Азии. Наконец, им было присуще представление о том, что "из абсолютно несомненных истин религии, т.е. русской православной веры, проистекают основы истинной идеологии", которая должна стать Идеей-Правительницей, первичной по отношению к государству и вождю.

Разумеется, нынешние евразийцы весьма выборочно подходят к наследству основателей движения. А. Дугин и Ш. Султанов, которые представляют собой эпигонов П. Савицкого и Г. Флоровского, заимствуют у них главным образом тезис о том, что Россия – это не Европа, а Евразия, которая находится в извечном антагонизме с Европой и которую поэтому нельзя оценивать по европейским меркам. Как говорится, что русскому здорово, то немцу – смерть, и, соответственно, наоборот. Поэтому надо не соблазняться европейскими бреднями о правах человека и не поддаваться на тлетворное влияние либеральной западной цивилизации, коей и так суждено вскоре погибнуть, а нести в мир свет истинной идеологии, в соответствии с которой должно формировать государство и подыскивать вождя. Конечно, Дугин и Султанов могут иметь разные взгляды на то, какое место займет в этой абсолютной идеологии православие, но они едины в неприятии Атлантической цивилизации Запада, которая, по их мнению, несет зло по всему миру и угрожает политическим и духовным основам России. Между тем ученые мужи, которые в последние годы более заметны в политконсалтинге, чем в научной деятельности, должны были бы знать, что российское евразийство во многом сложилось как реакция на западную идеологему, согласно которой азиатской России не место в просвещенной Европе.

Например, немецкий экономист, философ и социолог К. Маркс, которого так почитали в России, еще в середине позапрошлого века отметил в "Истории секретной дипломатии XVIII столетия": "Колыбелью Московии была не грубая доблесть норманнской эпохи, а кровавая трясина монгольского рабства... Она обрела силу, лишь став виртуозом в мастерстве рабства. Освободившись, Московия продолжала исполнять свою традиционную роль раба, ставшего рабовладельцем, следуя миссии, завещанной ей Чингисханом... Современная Россия есть не более чем метаморфоза этой Московии". Пожалуйста, чем вам не особая цивилизация, несовместимая с западной культурой, но верная заветам Чингисхана?! О противоположности европейского духа и психической формы России, сходной с "магической душой" Арабского Востока, еще в начале прошлого века писал в "Закате Европы" О. Шпенглер. Так что заклинаниями об особой стати России западных русофобов не удивишь. Другое дело, что в глазах не признающих ее своею европейцев она предстает не благообразной Евразией, а бесстыжей Азиопой. Хорошо знакомой Западу по пьяным выходкам наших туристов за границей, киношным образам "агентов КГБ" и "русской мафии", а также по вошедшему в поговорку терпению русского народа, который готов перенести и простить любое самовольство и дурость своих властей. Так что, может быть, нашим политконсультантам, мечтающим стать официальными рупорами нынешней власти, оттеснив от государственного кормила гг. Павловского, Никонова и Маркова, следовало бы назвать себя не евразийцами, а азиопами...

Впрочем, что за дело президенту Путину до страстей и бедствий несчастных политологов! Глава государства имеет свой интерес, когда говорит о "европейском выборе" нашего народа, но воздает должное "туранскому элементу" в истории страны. Этот элемент просто необходим для него, когда речь заходит о политических, социальных и культурных отличиях между Западом и Россией. Действительно, не в туранских традициях ставить законы выше правителей, доверять людям выбор областных начальников, проводить реформы ради повышения благосостояния народа, допускать свободу критики властей. Гораздо проще и удобнее сослаться на особый исторический путь, своеобразие культуры, национальный менталитет. Заявил же Путин после Беслана, что "мы живем в условиях ... не соответствующей состоянию и развитию общества политической системы", после чего выступил с инициативой отмены демократических выборов глав регионов, что было похоже на действие под предлогом "в огороде бузина, а в Киеве дядька". Таким образом, любые отличия России от Европы – географические, исторические, политические, культурные – представляют интерес для российского президента, когда ему надо объяснить Западу причины отхода от европейских ценностей и стандартов. В самом деле, не говорить же мировым лидерам, что свободные выборы в России могут подорвать путинскую монополию на власть и сделать невозможным проведение операции "Наследник", что грозит правящему клану весьма неприятными экономическими и юридическими осложнениями.

В остальных случаях Владимиру Путину нет нужды пускаться в "евразийский дискурс", за исключением бартера: вы нам – государственный праздник Казанской иконы Божией матери, мы вам – признание особой роли Татарстана и согласие, что Минин был татарин в придачу. Между тем в личном общении президент всегда готов сказать западным журналистам: "Вы знаете, конечно, что часть, и даже значительная часть, нашей территории находится в Азии. Но по своей культуре и ментальности это европейское население. Больше 80 процентов населения страны - православные христиане, люди, воспитанные на традиционных ценностях европейской культуры". Что отнюдь не мешает ему совершать экскурсы в историю, когда он рассказывает нам о заслугах представителей этносов, которых трудно отнести к европейцам и православным. Поэтому не исключено, что в следующий раз он поведает нам о том, как атака калмыцкой конницы под водительством атамана Платова не позволила Наполеону ввести в бой Старую гвардию в битве при Бородино. Или о том, что успех Брусиловского прорыва в Первой мировой войне был достигнут, прежде всего, благодаря храбрости воинов Дикой дивизии, набранных из народов Северного Кавказа. И только, может быть, уходя на заслуженный отдых, наш президент последует примеру товарища Сталина, сказавшего на праздновании победы в войне с гитлеровской Германией несколько добрых слов в честь русского народа. А именно: что любой другой народ, по словам "лучшего полководца всех времен и народов", давно бы прогнал свое правительство, если бы оно столько раз ставило его в очень трудное положение. Но русский народ верит своему правительству и никогда его не подводил. Может быть, это и есть наш "евразийский соблазн", благодаря которому "умом Россию не понять, в Россию можно только верить"?

В заключение не могу не привести еще одно высказывание Владимира Путина из его интервью голландским журналистам. Они спросили его, как бы он хотел войти в историю. Президент ответил: "Чем меньше думаешь о вхождении в историю, тем больше шансов добиться этой цели, если вообще нужно ставить перед собой эту цель. Нужно просто честно работать. Каждый день, как святой Франциск, мотыжить свой небольшой участок - и удача придет". История – дама капризная, поэтому неизвестно, что она сохранит в своих анналах о времени Путина: главу или параграф. Рано или поздно придет тот день, когда президент сможет мотыжить свой участок, хотя вряд ли он будет столь же беден, как Франциск Ассизский. Главное – честно работать. Не думая об истории и не говоря о ней...

© 2003-2024, Независимое Аналитическое Обозрение
При любом использовании информации ссылка на polit.nnov.ru обязательна